Гостем «Средиземномайского рок-фестиваля» на Кипре станет группа «Белуха Джем». Она создана в Горном Алтае – одном из самых удивительных мест не только России, но и мира. Основатель и лидер группы Алексей Чичаков, исполнитель горлового пения, рассказал о себе, о Белухе, и о том, куда его уносит музыка из любой точки мира…
– Алексей, как давно вы стали музыкантом? Как это вышло?
– С восьмого класса, когда впервые взял в руки гитару, тогда все и началось. Я увидел, как человек играет на гитаре, аккомпанирует себе и поет, это меня заворожило. Я захотел научиться, взял в руки гитару и понял, что это мое.
– В школе вы играли в группе?
– Какие-то были группы, названий уже не помню. В 2005 году я закончил Алтайский институт искусств и культуры в Барнауле (АГИИК), отделение театральной режиссуры, и когда вернулся на родину, сразу организовалась группа «Белуха Джем» за эти годы группа, да и я сам, пережила множество метаморфоз. И сейчас это выросло в то, что у группы на сегодняшний день два состава. Акустический – это скрипачка из Барнаула Алина Батыгина и Александр Самодум из Москвы, он играет на арфа-гитаре. Этим составом мы в основном ездим по России. А на Кипре мы будем выступать в электрическом составе – Андрей Скляров, Олег Зенков и я. Это «Белуха Джем» в стиле этно-рок. У группы разные составы, но в конечном итоге пришло все к этнической, корневой теме, то, что я и пропагандирую сейчас.
– Вы учились на театрального режиссера – почему музыка перетянула?
– Как я уже говорил, с восьмого класса, я понял, что гитара – это мое. Сочинял музыку, позже стал сочинять песни. Гитара была всегда со мной. Я знал, что я буду всю жизнь заниматься музыкой, и неважно, что я буду при этом заканчивать. Это призвание – я так понял, почувствовал, так и произошло. А режиссура мне помогает не только в творчестве но и в жизни…
– Ваша группа называется «Белуха Джем» – почему?
– Место, где я живу – Усть-Коксинский район, Уймонская долина, это как раз у подножия горы Уч-Сумер, Кадын-Бажы – по-русски Белуха. Если подняться от моего дома чуть в гору, то Белуху можно увидеть. Ее энергетика всегда присутствует, это священная гора для алтайцев, в том числе и для меня. А джем – это на музыкальном сленге импровизация. Я объединил место, где живу и импровизацию – то, что всегда со мной.
– Вы поднимались на Белуху?
– Год назад мы с семьей ходили в поход. Нам, алтайцам, на саму Белуху подниматься нельзя. А к подножию можно. Мы дошли до Аккемского озера, я в первый раз посетил эти святые места. Было чувство трепета, огромной мощи, огромной энергии, которая исходит от этой горы, и уважения.
– А почему вам нельзя на вершину?
– У всех народов есть традиции. Родители говорят – нельзя. Так и бабушка говорила нам: «Алтайскому народу на гору нельзя ступать». И все.
– На каких инструментах вы играете?
– Национальные – топшур, спутник кайчи (сказителей), исполнителей горлового пения. Комуз (варган) всегда с собой. Окарины – глиняная дудка. Шоор – наша флейта. И, конечно, гитара всегда со мной.
– А на чем сложнее всего оказалось учиться?
– Я до сих пор учусь играть на всем. А самый сложный инструмент – это человеческий голос. Самый огромный, самый богатый инструмент. Извлечение горлового пения, разных полифонических звуков – этому пришлось учиться. У меня прадедушка был целителем, горловиком, на комусе играл. Это переходит из поколения в поколение. Я об этом не знал – узнал только когда начал заниматься горловым пением, исполнять кай, тексты благопожелания. Бабушка, когда впервые услышала мое горловое пение, сразу сказал: “Это мой отец. Ты поешь как мой отец”.
– Вы почувствовали что-то при этих словах?
– Конечно, я почувствовал связь. У меня появилось и до сих пор остается чувство большой ответственности. Мой долг – пронести это дальше и передать своим детям, внукам
– Как вы начали осваивать горловое пение?
– Я еще учился в школе, когда к нам с концертами приезжал Болот Байрышев. Он тогда был в начале пути, но уже звезда. Мы, дети, слушали его, было интересно. Я не думал, что буду этим заниматься, но корни взяли свое.
Потом, после института, в Доме культуры Усть-Коксинского района я познакомился с Болотом Байрышевым. Это, думаю, была неслучайная встреча. Я тогда преобретал домашнюю студию звукозаписи и рассказывал ему, что буду записывать свой первый альбом.
В то время я сочинял песни на русском языке в европейском стиле. Начало мое было западное – Pink Floyd, The Beatles, Джимми Хендрикс. На этом я учился и рос. Но потом понял, что в нашей корневой музыке есть такое богатство огромное…
Когда я записывал дома альбом, пригласил Болота к себе в студию. Он не отказал, увидел, наверное, во мне какую-то искру. Мы сделали совместно одну песню. В 2008 году записал альбом, в 2009 году состоялась его презентация и это было первое совместное выступление на большой сцене. С тех пор мы уже не расстаемся. После презентации альбома, мы начали давать совместные концерты, и я начал постепенно пробовать горловое пение.
Первый раз у меня получилось извлечь звук горлового пения во время прослушивания записи Аржана Кезерекова, нашего алтайского кайчи, которого, к сожалению, уже нет в живых. Я услышал его пение и что-то внутри меня проснулось. Подключило к земле, я так говорю. Так чувствую. Я попробовал, и у меня получился мой звук. А в последующем я учился, и продолжаю учится, выступая совместно на одной сцене, с Болотом Байрышевым, перенимая богатейший опыт и знания, находя свою собственную интерпритацию…
– Что вы чувствуете физически, когда исполняете горловое пение? Что происходит со связками
– Технически это, наверно, можно пересказать, математикой можно все измерить. Но я думаю, что это глубже. Кай, наше пение – это корни, земля Алтая говорит через нас, а мы являемся только посредниками. Энергия Алтая, красота рек, гор, все выражается в пении.
Когда ты пробуешь первые звуки издавать, вначале это боль. Горло перестраивается. Взять электрогитару – если просто провести медиатором по струнам, это чистый звук. А если использовать педаль овердрайв, тогда гитара начинает звучать с драйвом. Вот это примерно то же самое. Перегруз, перегруженный звук – для меня такое ощущение, если говорить на музыкальном сленге.
– Какие возникают чувства во время пения?
– У меня есть огромное чувство ответственности перед предками, перед собой, перед зрителями, которые меня слушают. Хочется направить энергию правильно, чтобы это были созидающие и исцеляющие звуки. Для меня это ощущение свободы и некоего перемещения, полета. Где бы ты ни находился – во время пения я переношусь на Алтай, к духам гор. Перед глазами картины Алтая, эпосы алтайские, богатыри-защитники, лес, священный ручей Аржан-Суу. Горы, ветер… Что-то такое. И конечно же Белуха.
– Вы сказали «исцеляющие звуки». Прежде исполнители горлового пения еще и врачевали. Вы пробовали лечить музыкой своей, пением?
– Это закрытая тема, об этом в интервью не говорится. Так скажу: после некоторых концертов некоторые люди подходят, благодарят, спрашивают, почему с ними такое происходит? Был случай – у женщины болела нога, она хромала. А после концерта через день подошла ко мне и рассказала, что, когда слушала пение, у нее внутри вибрация была, голова кружилась, а потом она пошла домой и вдруг поняла, что не хромает. Горловое пение гармонизирует пространство. Это вибрации, человек в определенном состоянии чувствует их, они действуют на него. Есть такой феномен. Воздействие горлового пения на человека в Германии изучают ученые.
– А сами себя лечите? Бывает, что болит что-то, спел и прошло?
– В фильме «Сталкер» у сталкера спрашивают, не хотел ли он попользоваться комнаткой, где исполняются желания, для себя? А он ответил, что сталкеру нельзя использовать это для своих целей. Так и мы. Нужно нести это людям. А самому об этом не надо даже думать. Надо делать свое дело. И если будешь делать правильно, все будет хорошо.
– А что для Европы горловое пение?
– Когда начинал Болот Байрышев, он и его голос были для европейской публики как из другого измерения. Открытие, что-то нереальное. Сейчас, конечно, зритель насытился. Предложение горлового пения есть у многих народов – есть тувинское, монгольское, бурятское, даже китайское исполнение. Мало кого чем можно удивить. Но, каждый стиль индивидуален. Алтайское горловое пение более глубокое, низкое. Наша визитная карточка – низкое горловое монотонное пение, исполнение эпосов. На современной сцене мы используем разные инструменты, цифровые эффекты. Привносим что-то, чтобы современному слушателю было интересно.
– Вы исполняете только классические эпосы, или есть желание создать свой эпос?
– Конечно же на Алтае, пишутся новые песни и на русском, и на алтайском. Но что касается эпосов… Главная задача – сохранить, не потерять то, что уже есть. А новые эпосы – я думаю, есть такие кайчи, их по пальцам можно сосчитать, которые могут это делать, и я думаю, они делают это, и мы об этом узнаем. Эпосы – устное творчество, которое передается из уст в уста.
Поэтому много эпосов утерялось, не успели записать. Но то, что успели, то, что до нас дошло и составляет наше богатство, наше золотое наследие.
Мы поем не только эпосы и авторские песни. Еще исполняем благопожелания – это древняя форма. Это основная часть моего творчества. Jанар кожон – это традиционные алтайские обрядовые песни.
– А что вы хотели бы пожелать жителям Кипра?
– Пусть приходят на концерт, почувствуют ту атмосферу, которую мы постараемся создать, погрузить и перенести их вместе с собой на Алтай. Это будет хорошее связующее звено между Европой и Горным Алтаем…
Интервью брал Сергей Тепляков
